Не всем он дается просто

Этот страстный текст на ту же животрепещущую тему мне прислали анонимно. С разрешением на публикацию. Сама я читала это взахлеб. Думаю и вам будет интересно! Возможна ненормативная лексика, я старалась сохранить авторский стиль.

______________
— Девственница не может достоверно описать секс!

— Тогда и женщина не может достоверно описать анальный секс между мужчинами! У нее нет простаты!

— Дамы, если у вас задняя стенка влагалища и задний свод матки не эрогенные зоны, нефиг всех мерить по себе, оно аналогично в общем и целом.

— В любом случае матчасть рулит!

— Да знаем мы вашу матчасть: смазка, один-два-три-пальца и можно вводить член.

— Так ваши девственницы так и пишут…

— Секс вообще невозможно описать!

— Что бы вы понимали! — отвечают невинные девы пятнадцати лет, — мы пишем о чувствах!

(с)обрание высказываний многочисленных юзверей от фанфикшена и порноориджей.

… срачик этот бесконечен, вечен и позитивен и не интересен для человека со стороны, его многолетние и многотредные брызги и осколки вполне сводятся к сухой выжимке приведенных выше реплик, но в качестве эпиграфа подходят как нельзя лучше.

Вообще-то я не про текстовую порнуху… Ладно, первый раз я записала свою эротическую фантазию, еще ни фига не осознанную и довольно абстрактную, лет в четырнадцать–пятнадцать. Слова «член», «хер», прочий набор «нефритовых жезлов», «несокрушимых копий мужественности» и исполняемое вслух шепотом универсальное обозначение «ну… ЭТО самое» я уже знала, разумеется. Но использовать в устной, а тем паче в письменной речи — это было за пределами моей тогдашней раскрепощенности. Потому почеркушка, написанная на зеленой разграфленной бумаге старой учетной книги формата А4, изобиловала глаголами действия при минимуме существительных, и была это нуднейшая фигня, которую в свое время написали все, кто в этом возрасте брался записывать свои эротические фантазии.

Разумеется, я написала про любовь. Для любви были просто необходимы: высокая упругая грудь, томные взгляды, протяжные стоны, восставшая напряженная плоть, кожа нежнее шелка и непознанные ранее глубины наслаждения, вздымающие души на невиданные доселе высоты. То есть все то, во что начинает плеваться более-менее отягощенный вкусом читатель после первых полусотни текстов, и что безуспешно вымарывают бета-ридеры из творений гениальных юных (и не только) райтеров.

Разумеется, что махровая девственница, на тот момент даже ни разу не целованная, могла написать в своей первой эротической почеркушке? Что я тогда знала что о написании художественных текстов, что о самом описываемом процессе? Ну, кроме прочитанной в более невинном возрасте «Эманнуэль» и в младшем школьном — русских заветных сказок. Что вообще девочка четырнадцати лет может знать и тем паче написать о сексе, если всего год назад она увлеченно строчила смесь паршивой фентезятины про приключения супердевицы, сплошь противоположности самой авторше, то есть мне? Приключалово стандартное, с конями, мечами, фаерболами, великой любовью, драконами, морскими сражениями и трагической судьбой. Ах да, в трагическую судьбу входило сиротство, мачеха, голод-холод-и покой… и извращенный секс. Извращенный — это в смысле анальный. В смысле взяли девушку, нагнули и без всякой подготовки выебали. Я умолчу о моральном облике и психическом состоянии тринадцатилетней девочки, которая походя ваяет пару абзацев на тему, и возвращается к основному — кровь-говно-кишки по стенам, драконы-фаерболы, дыба, рассвет над Ниагарой…

Разумеется, в более сознательном возрасте текстовой порнухи прибавилось, и про мальчиков и про девочек, и добровольно по любви, и насилие, и скучный супружеский секс, и нежная платоническая влюбленность и долгое смакование пвпшек поджанра «первый раз», который чертовски любят читать обычно довольно искушенные тетки; постебушки и групповушки и прочие кинки описывались неоднократно. Описывались со знанием дела, механики, раскрашивались в нужные эмоциональные тона, расцвечивались для большего эффекта мелкими бытовыми подробностями… Чего уж там, весь личный опыт служит неплохим подспорьем для фантазий о том, как некто с девайсом А сношает некту в разъем В, и разноименность девайсов не гарантирована. И если совсем честно — в голову не приходило писать «как оно на самом деле», смело приукрашивая и прогибая реальность под жаждущую фантазию читателей и давая порезвиться собственной сублимации.

Нет, какая нафиг матчасть? Мы все тут взрослые люди, и феерические многократные оргазмы бывают, но редко, отнюдь не каждый раз, и отнюдь не каждая женщина вообще кончает, особенно до первых родов (смотрите статистику, спросите подружек, почитайте умные статьи). Что уж говорить о реалиях описания секса в жопу, когда далеко не каждая вторая женщина вообще на такое согласится, а уж получить от сего акта удовольствие…

Особые ненормальные фанаты анального секса рассказывают, что все надо медленно и осторожно, сначала разогреть, потом долго ласкать (схема того «ласкать» вызывает унылую тошноту у всех, имевших несчастье когда-либо рецензировать, судить конкурсы, бетить тексты или модерировать соответствующие ресурсы — и сводится к аккуратно подручными средствами, в основном руками, растянуть известное и жутко неприличное, а от того еще более желанное хотя бы в мечтах отверстие). Ну да, медленно, постепенно, начните с анилингуса.

Нет, я сочувствую своему первому мужчине. Двадцатилетняя девственница, не умеющая даже мастурбировать, и кунилингус-то не воспринимающая как сексуальное или как-то возбуждающее занятие вообще, от попытки вылизать анус нервно дергалась и вопила, что щекотно. Разумеется, анальный секс у нас был. Разумеется, это было больно, исключая первого раза, когда в темноте меня разложили на массажном столе, закинули ноги на плечи и ошиблись немножко. Так, на несколько сантиметров.

Приличная девочка сильно удивилась, согнула ногу к плечу и распрямила, с возмущенным «не туда!». Ну засунули, ну неприятно… Так что в дальнейшем к моей заднице партнер подбирался долго, нежно, с прыжками вокруг и долгими предварительными ласками и попытками нежно меня приучить. И натыкался на непрошибаемое «больно», при всех моих корявых попытках расслабиться.

То есть, ну разумеется, на анальный секс нормальный он меня уговорил, так что я познала сей радостный процесс во всей красе. Берется разогретая в меру девушка, ставится в подходящую позу и трахается уж как получится. Мужчина сзади старательно пыхтит, сдерживаясь, морщится, пытается шептать успокаивающую чушь и всовывает член в совершенно деревянную дырку. Я старательно кусаю губы, дышу через нос и ною, что больно же, черт возьми, но самоотверженно не скрываюсь в туман, снырнув, например, рыбкой с кровати, и не уползаю куда-нить в угол за тумбочку. Потому что начинать сначала весь процесс мне так точно не хочется, раз уж член таки уже впихнут внутрь, а сомнительная радость извлечения его наружу из и без того отчаянно саднящей задницы казалась злом еще более противным от того, что неизбежным. Анекдота про «что вы все туда-сюда елозите! Вы определитесь!» я на тот момент не знала еще, но мнение мое было твердо, как член у меня в жопе: если уж засунул – так хоть не шевели, и без того… фигово.

Ничего, пережила. И даже согласилась на повторение попытки с мотивировкой: второй раз всегда проще. Ну и начал меня мой любимый растягивать пальцами и всерьез. На чем попытки добраться до задницы перешли в сугубо ритуальную фазу: проверить, не изменилось ли чего. Да, я очень люблю мужчин с умными руками. То, что при применении к заднице мужского полового .. было похерено, рабочие руки осознали быстрее мозгов, и дальше мы уже трахались более традиционными методами.

Спустя несколько лет мне обломилось еще немного счастья с актуальной на тот момент любовью. Собственно, сочетание люблю+месячные+хотим трахаться привело в тому, что я лежала и расслаблялась, пока в меня засовывали член без смазки и разогрева. Ну больно, но зато мы любим друг друга! На третьей минуте тушка расслабилась было, я что-то заорала, дернулась было навстречу… еще через секунд десять-двадцать из недоумевающей задницы вытащили член, и я пошла в ванную отмывать кровищу. Ну, потом было две недели кровяных выделений. Любимый долго уговаривал меня на повторение, мотивируя тем, что: ты так кричала, так кричала… Я криво улыбалась, пытаясь вспомнить, что там я собственно кричала и проникалась убеждением, что «никадабольше». А заход на запихнуть в попу пальчик воспринимала, как утонченное издевательство. Да, палец тоньше, зато там суставы и кости.

Писать о невозможной красоте и приятности анального секса мне этот опыт ничем не мешал. Со всеми этими пальцами, засовыванием в задницу языка и прочими двойными проникновениями, превращая не самую приятную быль в дрочибельную сказку. В прочих формах затейливого секса и примитивного траха правда царила куда большая гармония, и правду разбавлять вымыслом практически не приходилось (ну разве что совсем чуть-чуть, для красного словца). А сам анальный секс был отнесен к утехе, которая мне, с очевидностью, не доступна. Ну, кто-то вот не любит позу наездницы, кто-то не кончает, делая мужчине минет, в мире есть, в конце концов, целое море строгих гетеросексуалов. А я не могу трахаться в жопу. Зато могу вдохновенно писать об этом так, чтобы часть аудитории дрочила и просила еще. Завести человека, воздействуя исключительно на его мозги и фантазию, мимо всех прочих органов чувств, кроме зрения, которое потребно для восприятия последовательности буковок — а вот это отдельное удовольствие, которое стимулирует на графоманство почище потребности запечатлеть собственные фантазии (их я могу фантазировать под одеялом перед сном, не делясь).

Вот такой печальный сказ. Я бы даже сказала, присказка.

Притом сказка у меня вполне себе была. Секс был, конечно, очень разный, местами, так я обошлась бы без такой разности, но уж что было, то было. Зато как-то в постели мне везло на мужчин, которые желали не то чтобы странного, но очень охотно отзывались. Никогда не была фетишисткой до мужских задниц, не больше, а то и меньше, чем до всего прочего тела.

Но как удержаться и, вылизывая покорно раскинувшуюся и пищащую тушку, не обласкать еще и задницу. Собственное хорошо запомнившееся чувство стыда и дискомфорта при анилингусе, когда в мою задницу лезли скользким и щекотным языком, и нервное неудобство почему-то в упор не проецировалось, а мужчины от подобных ласк становились разом и удивленными, и открытыми, и заводились с пол-оборота. Да и пальцы мои их устраивали, особенно если осторожно и ласково, успокаивая, уговаривая, давая время осознать, что все, что происходит, будет только приятно и только так, как ему, дорогому-сладкому-красивому-замечательному нравится и хочется. Доверчиво раскинутые ноги с поджатыми пальцами, тихая дрожь удовольствия по всему телу, удивленный и слегка расфокусированный взгляд и веселое восхищенное неверие в голосе потом стоили ничуть не меньше сводящей с ума нежности под языком и на пальцах, нежной шелковистости под губами и тугих мышц, то неподатливых, то совершенно крышесносно расслабляющихся под легким давлением.

Нет, мы никогда не заходили с моими любовниками далеко, один-два пальца, недолго, аккуратно, я слишком хорошо знала, насколько «приятными» могут быть мои действия, и да и они все-таки стеснялись-зажимались от самой неприличности действий. Ну а вы как думали? Гетеросексуальная ваниль — она такая… скромная и пугливая. Впрочем, мне моя ванильность сейчас не мешает, а тогда я понятия не имела о втором значении этого слова.

«В этом доме даже чай ванильный»… Ну, тут я уже знала, что имеется в виду. И, честно говоря, мы просто трепались. Потом мы просто делали массаж для скорейшего засыпания… Потом я сообразила, что у меня под руками мужчина уже кончает… Потом, выцеловывая его спину, я подумала, что лезть вот так к человеку, которого знаешь пару часов от силы и еще полчаса назад не собиралась трахаться, в задницу как-то… невежливо. Не то, чтобы мне так уж хотелось в тот момент именно этого. Просто это казалось очень органичным и естественным…

Так, это не про то сказочка, хотя сказочка, самая настоящая всамделишная сказка, в какие я никогда не верила, и сейчас-то верю с трудом…

Ладно, возвращаемся к нашим баранам. То есть, к аналу.

Уже сильно после первого в своей жизни анального фистинга (ни фига себе сходила чайку попить), проведенного под мантру: «мамочка, спасите меня кто-нибудь отсюда — я же не умею этого делать!», «ничего, никто не ждет, что все получится засунуть до конца» и «ладно, я точно знаю, что с этой задницей это уже делали, значит это возможно в принципе!», и таки успешно проведенного, после того, как освоилась со страпоном …

Вообще много после чего, у меня уточнили, можно ли трахнуть меня в жопу. То есть я довольно быстро озвучила, что сама в задницу ну не трахаюсь — больно, негигиенично, рвусь нафиг и вообще не нравится. И на осторожные поползновения в сторону поласкать мне задницу, пока я радостно подставляюсь, как дорвавшаяся мартовская кошка, слегка напрягалась. С одной стороны, ну по-честному, все, что делаю я с ним, должна быть в состоянии принять и сама. С другой стороны, я же знаю, я, блин, чувствую всей собой, как охуенно хорошо ему, я сама кончаю от его оргазма, когда трахаю эту развратную, нежную, любимую задницу. С еще более другой стороны интересно. И да, если припрет, то я могу потерпеть в конце концов, потому что этому мужчине я в принципе готова сделать и позволить все, что угодно.

И именно поэтому вариант «потерпеть» не прокатывает совершенно, потому как ему совершенно не нужно от меня «терпеть». Однако это первый, кажется, в моей жизни, мужчина, терпеть с которым в постели не пришлось вообще ничего. И главное — и не надо.

Ладно, если совсем честно, то он мог просто взять меня, нагнуть и трахнуть. И я была бы абсолютно и совершенно полностью счастлива, куда бы там ни. Но страшно же. И если я сейчас скажу нет, то он меня уговаривать «ну на пол шишечки, ну только два пальчика, ну будет больно — сразу вытащу» не будет. И я точно знаю, что с этим конкретным мужчиной мне начали нравится вещи, которые раньше или не вызывали возбуждения вообще, или вгоняли в истерику. Хочу ли я? Еще как хочу!!!

А дальше у меня случается слом шаблона. Потому что я того анального секса описывала… много, в общем. Читала в разы больше. И что вот тут писать — понятия не имею. Событийная сторона…

Потрясывало меня еще по пути к кровати. Встала раком, ножки раздвинула, выгибаясь, принимая любимую позу. Подставилась. Страх боли тонким подшерстком по совершенно дикому возбуждению. Я не помню, что он говорил, но говорил что-то наверняка. Полизал мне попку немного. Совершенно отстраненная часть сознания отметила, что когда-то мне было стыдно и неудобно в таком положении. Я не помню, стонала ли я, просто подставилась, раскрываясь, как могу. Потом холодная вязкая смазка на его теплых пальцах, паническая пустота в голове и словно позвоночник насквозь простреливает. Мышцы спины сводит, загривок сводит судорогой и тело напряжено так, что ощущается каждая мышца. Впрочем, мне в тот момент было совершенно не до мышц: быстрое мягкое прикосновение пальцев изнутри, чтобы нанести смазку, а дальше я ощущаю задницей нежную округлую головку его члена, и давление. Я знаю, что стояк там адов, но ощущается как-то безумно мягко и медленно, и ощущение от растягивающихся мышц непереносимо, меня начинает потряхивать, а между ушами звенит. Я слышу его голос, все, что он говорит, кажется, он просит не торопиться… я что, сама что ли насаживаюсь? Я что-то вообще делаю? Я стою раком, с его членом в жопе, и меня трясет мелкой дрожью, я пустая, звенящая, абсолютно уязвимая и раскрытая для него. Только бери.

Он и брал, ухватившись за бедра, насаживал на член, а я не помню, орала, скулила… слезы в глазах стояли точно, и спину сводило от загривка до копчика, и трясло мелкой дрожью, а руки беспомощно валялись вдоль тела, потому что вцепиться во что-то я была просто не в состоянии. В состоянии только выгибать спину, подставляя задницу под жесткие толчки и просить, как заведенная:  еще, пожалуйста…

Я не знаю, почему он прекратил, объявив перерыв на покурить. То ли устал, то ли лучше меня понимал мое состояние. Я тихонько хныкала, ну наверное, не помню, и совершенно не стояла на ногах. Всех желаний было, если уж в жопу не трахают, так опереться таки на руки, доползти и потереться лицом.

На предложение полежать и отдохнуть, пока он покурит, я среагировала бурно. Даже таки сумела подняться на четыре точки с полным намерением дальше, чем на пол метра от него не оказываться. То есть мыслить это словами я не могла, с мыслями было совсем плохо. На четвереньках не разрешил, пришлось вставать. Повело в сторону, так что вцепилась в руку. Дальше на кухню он отвел меня за ручку, а у меня в голове звенело, и вертикальное положение совсем не казалось удобным. На пол сесть на кухне тоже не разрешил. Это было неудобно, пришлось нагибаться из сидячего положения, потянулась губами к члену. Почему нельзя? Негигиенично? Вообще не довод. Захныкала. Членораздельную речь вырубило как-то сразу и сказать что-то словами, вообще начинать думать теми самыми словами было мучительно больно. Кажется, по мне и так все было понятно. Пошел в ванную, мыться. Нет, сил и координации у меня не прибавилось, но следом я доковыляла шустро, и прижалась всем телом к его спине. Кажется, заскулила уже совсем неприлично.

Получила вожделенный член в рот, сначала радостно обтерлась лицом, принялась сосать, вылизывать… Накрыло с новой силой, он вкусный, безумно нежный (член в смысле), и как его можно выпустить изо рта я в тот момент не в состоянии была усвоить ну совсем. Нет, какие-то остатки совести и понимания у меня сохранились, так что отозвалась, дошли до кухни, пусть курит, главное чтоб игрушку больше не отнимал.

А потом по пути в комнату он сказал, что кончит мне в задницу, и я, кажется, таки сползла по стеночке, потому что мозг таки вышел погулять. Трясло, как никогда вообще, и все, чего от меня осталось – это желание, чтобы он меня брал, трахал — вот уж где выбор слов совершенно утратил смысл. Давать — ему. Как угодно, куда угодно, сколько угодно.

Привел в комнату, попробовали поменять немного позы. На спине было больно, я пискнула… в итоге забили, я тут же встала на четвереньки, прогнулась вся. Он меня трахал, и трахал, и я уже совершенно точно счастливо ревела, и шептала: спасибо, и берименя, — а тушка дергалась навстречу ему, раскрываясь, чтобы сильнее, быстрее, чтобы меня драли как течную суку и последнюю …

Я правда очень смутно помню подробности. Кажется, еще раз прерывались на отдохнуть, выпить чая, немного сбросить напряжение. Я помню, как он ведет меня за руку из комнаты, и единственное четкое осознание: сейчас он правда может сделать со мной все, что угодно. И если скажет прыгнуть с балкона, я открою дверь и перемахну через ограждение, и инстинкт самосохранения промолчит. И эта мысль не вызвала ни страха, ни тревоги, только предельно четкое и ясное осознание, что так — правильно, и естественно, и хорошо.

А потом меня снова накрыло, и я не могла прекратить прикасаться к нему, не могла оторвать рук, снова ласкалась, как кошка в охоте, подставлялась, и он курил и трахал меня в задницу прямо на кухне, а я счастливо улыбалась, жалобно скулила и тушку буквально распирало от радости, ну и от ощущения такого замечательного члена в заднице.

К тому моменту, как он кончил в меня, и я совершенно счастливо присоединилась к его оргазму, пустота в голове сменилась состоянием совершенно восхитительного счастья. Кажется, это и называется эйфория, и я даже смогла вспомнить, что это гормоны радостно плещутся в крови. Я помню, как целовала его руки, и шептала спасибо, смеялась, и нежность с благодарностью мешались в безумно сладкое и теплое послевкусие.

Ну в общем-то, пора сворачиваться. Вроде как обанальном сексе пишу, не о чувствах.


Метки:

© J., 2011-2024

Яндекс цитирования